Воспоминания фаворитки [Исповедь фаворитки] - Александр Дюма

Небо выглядело пасмурным и печальным, несмотря на то что кончался июнь… Картина, представившаяся моим глазам, была под стать погоде: все эти фелуки, забитые пленниками, сам «Громоносный», тоже превращенный в тюрьму для некоторых из них, являли невыразимо грустное зрелище. Казалось, заполнившие их страдальцы охвачены сильнейшим волнением. Только тогда от прибывшего на корабль кавалера Мишеру я узнала, что, позволив им погрузиться на фелуки и заняв крепости, то есть воспользовавшись всеми преимуществами их капитуляции, лорд Нельсон захватил их в плен.

Как уже говорилось, мне рассказал об этом кавалер Мишеру, и вот как это произошло.

Кавалер Мишеру, кардинал Руффо и командор Белли — все трое — получили от пленников жалобу следующего рода:

«Как вам известно, часть гарнизонов, защищавших крепости, погрузилась на фелуки, направляющиеся в Тулон. Все эти люди крайне ошеломлены и подавлены. С полным доверием отнесясь к заключенному договору, мы внезапно оказались лишены возможности воспользоваться обещанным нам правом на отъезд. Прошло целых два дня после того, как мы спешно очистили форты, а нас держат здесь под прицелом судовых орудий, не выполнив ни одной статьи подписанного договора, не давая сдвинуться с места. Более того: вчера, около семи часов вечера, с глубокой скорбью мы увидели, как из наших рядов были вырваны генерал Мантонне, господа Масса и Бассетти, председатель исполнительной комиссии Эрколе д’Аньезе, председатель законодательной комиссии Доменико Чирилло, Эммануэле Борга, Пьятти и другие. Всех их увезли на судно английского командующего, держали там всю ночь, и ни один из них оттуда еще не вернулся.

Весь гарнизон ожидает от Вас прямодушного объяснения этого факта и выполнения условий капитуляции.

Нельсон взял бумагу, хладнокровно прочел ее и указал кавалеру Мишеру на тело, поднятое высоко в воздух с помощью шкива и висящее, покачиваясь, на веревке, прикрепленной к рее фок-мачты «Минервы».

— Вот мой ответ мятежникам, — сказал он. — Можете им так и передать, да и кардиналу Руффо заодно.

Мишеру удивленно глядел на эту картину, казалось ничего не понимая:

— Кто этот человек? Что с ним сделали?

— Это предатель Караччоло, — отвечал Нельсон. — А сделали с ним то, что он повешен по моему приказу. И так будет с каждым мятежником, с оружием в руках восставшим против его величества.

Я вскрикнула. Ведь и я тоже все это видела, но до той минуты не понимала, что именно творится у меня перед глазами.

Кавалер Мишеру, до крайности удрученный ответом адмирала, сел в лодку, закрыв лицо руками, и лодка двинулась к берегу.

В тот же день кардинал Руффо, убедившись, что не смог ни спасти Караччоло, ни добиться выполнения условий договора, послал в Палермо прошение об отставке.

XC

Получив 2 июля в Палермо письма Нельсона и сэра Уильяма с сообщением о казни Караччоло и мольбами прибыть как можно скорее, король решил вернуться в Неаполь или, вернее, в бухту Неаполя, и отправился уже на следующий день, 3-го, но не на «Sea-Horse», присланном ему Нельсоном, а на неаполитанском корабле «Сирена». Наверное, он опасался окончательно оттолкнуть от себя флот, уже глубоко задетый и предпочтением, оказанным Нельсону перед Караччоло, и судом и казнью адмирала.

Насколько первое путешествие было тяжким, настолько второе прошло превосходно.

Быстроходное судно, посланное предупредить Нельсона, что король уже в пути и, всего вероятнее, прибудет 7-го или 8-го, достигло цели 6 июля.

Нельсон решил поторопиться с осадой замка Сант’Эльмо, чтобы король, явившись, увидел свой флаг над башнями всех крепостей.

Захватить замок Сант’Эльмо было нетрудно, если иметь в виду приготовления его коменданта полковника Межана.

В день, когда началась подготовка к атаке, полковник Межан, все еще считая кардинала союзником англичан или даже скорее главнокомандующим войск противника, отправил к нему посланца с сообщением, что французский гарнизон готов к капитуляции еще до того, как в укреплениях замка будет проделана брешь, с условием, что он за это получит миллион. Это предложение он сопровождал угрозой обстрелять Неаполь из пушек, если миллион не будет ему доставлен в течение двух суток.

Кардинал велел сказать ему, что между честными людьми война ведется оружием, а не золотом, и что во всех цивилизованных странах законы войны запрещают обстреливать жилые дома, расположенные в местах, где не идет сражение, что батареи, которым предстоит обстреливать форт Сант’Эльмо, по всей вероятности, будут расположены в стороне, противоположной городу, и, таким образом, крепости надлежит направить свои орудия не на город, а на сами батареи; он к этому прибавил, что, если хоть одно ядро, выпущенное из крепости, полетит туда, откуда ей никто не угрожал, полковник Межан головой ответит за вред, какой оно может причинить.

Первого июля Трубридж с полуторатысячным английским войском вместе с пятью сотнями русских, соединившись, без промедления принялись за работу, готовясь к осаде.

В ночь с 8-го на 9-е король прибыл на Прочиду; его сопровождали генерал Актон и князь Кастельчикала.

На Прочиде он оставался весь день 9 июля, должно быть, чтобы проверить, хорошо ли судья Спецьяле исполняет свой долг. Наконец, 10-го он прибыл на борт «Громоносного», встретившего его появление пушечным салютом из тридцати одного залпа. Новость о том, что король на Прочиде, уже распространилась по Неаполю. Салют, устроенный «Громоносным», и королевский вымпел, взвившийся на грот-мачте, возвестили о присутствии короля на борту флагманского корабля.

Тут же все жители сбежались к Санта Лючии, на Мол и Маринеллу, и великое множество лодок, украшенных флагами, заполненных музыкантами, вышли из гавани и двинулись к английской эскадре, чтобы поздравить короля со счастливым возвращением.

Как только Фердинанд поднялся на борт флагманского корабля, он тут же потребовал подзорную трубу, поспешил на верхнюю палубу и сквозь увеличительные линзы устремил взор на замок Сант’Эльмо. В это мгновение по воле случая русское ядро угодило в древко французского флага, и он упал на землю. Король, всегда до крайности суеверный, вскричал:

— Доброе предзнаменование, дорогой Нельсон! Доброе предзнаменование!

И в самом деле, полковник Межан как раз договорился с Трубриджем, желавшим сделать королю сюрприз: на месте упавшего трехцветного флага появился белый флаг — знак переговоров.